Несколько месяцев назад я прочитал Воспоминания С. И. Фуделя. И меня как-то «зацепили» его мысли о священстве, изложенные в 4 главе в связи с воспоминаниями о С. Н. Дурылине. Настолько зацепили, что периодически мне хотелось перечитать их и даже выписать. Но природная лень и рассеянность мешали этому. Сегодня мне случайно на полке попалась эта книга, я раскрыл её и попал как раз место, где ранее подчеркнул эти мысли. Я приведу их здесь:
1. «Таинство всего бытия Церкви, обнимающее все ее таинства, есть осуществление мира Божественного в мире земном, Царства Божия среди тления. Поэтому священник есть священнодействователь святилища, в котором для него вся полнота Жизни, вся его мудрость, вся правда и вся красота. Он знает всем своим умом и сердцем, что здесь, в Церкви, он нашел все, что кончились его богоискания, что он уже не искатель Жизни, а ее теург».
2. Если священство есть не обретение «сокровища, скрытого в поле», а некая «жертва», то, конечно, тоска о пожертвованном будет неисцелима и воля в конце концов не выдержит завязанного ею узла.
Иллюстрируя последнюю мысль автор приводит четверостишие З. Гиппиус:
Покой и тишь во мне,
Я волей круг свой сузил…
Но плачу я во сне,
Когда слабеет узел!
С. И. Фудель пишет: У нас, маловерных, есть одна тайная мысль: в Церкви, конечно, хорошо, но как же все-таки быть с Диккенсом и Рафаэлем, Пушкиным и Шопеном? Ведь, кажется, их нельзя взять с собой? И не только их, но и Эдгара По и Гогена, Полонского и Клода Фарера, Иннокентия Анненского и Эврипида. От многих людей остался в их книгах или музыкальных созвучиях точно какой-то огонь под пеплом, обжигающий душу. «Душа стесняется лирическим волненьем».
Можно ли сохранить все эти книги, живя целиком в Церкви? Или же здесь «кончилась жизнь и началось житие»?»
Чуть ниже он сам отвечает на этот вопрос: » Для целиком живущего в вере, наверное, нет разрыва между Церковью и светом мира: и Шопен и Пушкин для него «только отзвук искаженный торжествующих созвучий» (неточная цитата из стихотворения Вл. Соловьева «Милый друг, иль ты не видишь»; 1892. – В.П.). Тем, что он целиком отказывается от зла мира, от всего греха мира, он отказывается не от «отзвуков», хотя бы искаженных, а от всего того, что, обычно сопутствуя отзвукам, мешает слушать всю полноту торжествующих созвучий. Ни истина, ни красота не разрываются в вере, но всякая искра света на темных тропинках мира воспринимается ею как отсвет все того же великого Света, у престола которого она непрестанно стоит. Человек, полный веры, наверное, ничем не жертвует, отходя от мира с тайным вздохом о своей жертве, так как, наоборот, он все приобретает: он становится теперь у самых истоков музыки, слова и красок»
Мне кажется это относится не только к священству, но и просто к православному мировоззрению. Как часто в период неофитства с книжных полок слетает художественная литература, с флеш-карты магнитолы стирается рок-музыка и закачивается псалтирь. А потом спустя какое-то время «воля не выдерживает завязанного ею узла».
В связи с этим вопрос: «Нужно ли жертвовать прежним образом жизни, прежними интересами во имя обретения веры, или уверовав ты органично профильтруешь свой жизненный багаж?»
Свежие комментарии